Пролог романа Пятеро

Хочу поделиться своим детищем - романом, который меня не отпускает уже несколько лет. я пишу его, потом бросаю, сейчас решила дописать окончательно. Зачем выставляю сюда? Хочется получить оценку от разных людей, хочется посмотреть на него со стороны. Буду благодарна любому прочитавшему и оставившему свое мнение. 

Итак, пролог.

Пролог

Громко стуча колесами и покоряя километры, поезд варварски разрывал ночную тишину. За окном проплывали, постепенно сменяя один другого, обычные российские пейзажи. Но Андрей жадно, отодвинув маленькую синенькую шторку, рассматривал вид из окна. На его высоком лбу заметно выделялись три морщины, а переносицу и вовсе изрезали две поперечные хорошими бороздками. Серые глаза мужчины неотрывно смотрели на пробегающие полупустынные ландшафты, на редкие деревеньки и железнодорожные пути, лишь иногда взирали на лица других пассажиров. Его сильные мускулистые руки порой неосознанно сжимались, тем самым выдавая волнение. Но в целом он производил хорошее впечатление, скорее из-за того, что у него было спокойное дружелюбное лицо. Андрей почти ни с кем не разговаривал, после девяти лет разлуки он торопился домой. И те несколько дней в поезде казались трудным, почти невыносимым испытанием. Как тогда, когда девять лет назад его посадили в тюрьму… Свобода давила на затылок, тревожила сердце, окружающий мир волновал, незнакомые и родные запахи будоражили накаленные до предела чувства, а неузнаваемые станции уже новой страны вселяли надежду. Андрея посадили в Советском Союзе, вышел в России. Часто он поднимался и выходил в тамбур. И там, медленно, задумчиво доставал сигареты, потом долго машинально мял их, иногда забывая прикуривать, продолжая смотреть в ночь за пределами поезда. Зачастую сигареты крошились, вагон приятно качало, и воспоминания, навеянные стуком колес, не давали ему покоя…

Его взрослая жизнь началась совсем неожиданно в четырнадцать лет. Неожиданно потому, что еще утром того дня он не знал, что вечером закончится детство и он будет единственным, на кого ляжет самый тяжкий груз. Девять лет Андрей не вспоминал тот день. Хотя бы потому, что были другие воспоминания, хотя бы потому что запретил себе трогать родителей. Тюрьма и его родители не сочетались, не связывались в единое пространство. Они были из другого мира, из другой материи, из других принципов. Но всю поездку прошлое не давало покоя, оно ярко, больно обжигая душу, вырисовывалось в мозгу, и летний день, перевернувший его жизнь, не стал исключением.

То лето выдалось знойным до умопомрачения, что хотелось сбежать и спрятаться из душного города в тихом вековом лесу как можно глубже, в самой чаще и желательно около воды. И его родители не стали исключением. К тому же для поездки за город был еще один серьезный повод. Из далекого северного города к ним приехал средний брат отца Виталий с женой и двумя девочками. После долгих лет вдали от родных мест он решил перебраться поближе к отчему дому и своей родне.

У бабушки Андрея было два сына Вячеслав с Виталием и младшенькая дочка, которую бабушка называла Даренкой, потому что та родилась, когда старшим сыновьям было по пятнадцать-шестнадцать лет. К тому же все думали, что родится третий мальчик, но родилась легкая, как пушинка, потому что недоношенная, с ангельской улыбкой девочка. Старший сын Вячеслав был отцом двух мальчиков Андрея и Игоря, Виталий – двух девочек Аллы и Алены, Дарья матерью маленькой четырехмесячной Машеньки. Как попросилась Дарья на свет раньше положенного срока, так и торопилась она жить. Восемнадцатилетней девочкой вышла замуж за детдомовского парня по большой любви. Когда успела понять, что эта любовь навсегда? К девятнадцати годам у них появилась дочка. Улыбка у тети Дарьи сохранилась с детства, мягкая и загадочная, одним словом, ангельская. Зато отец Андрея был с твердым характером, ему с женой покорялись крутые горы и стремительные реки, они часто выбирались на природу, каждый раз на новое место, и возвращались домой счастливые, победившие холодные неприступные вершины и гремучие водовороты. Дядю Виталия Андрей знал плохо, только из рассказов бабушки и отца, он всего-то гостил у них недели две до того рокового случая. С севера родственник приехал с хорошими деньгами, которых хватило на покупку нового красного «Жигуленка». Бабушка тогда только руками развела.

– Жилья у вас нет, а ты машину.

– И жилье будет. На завод пойду, дадут, – успокаивал Виталий мать.

Братья были очень похожи друг на друга: крепкие и по комплекции почти одинаковые. Не то, что муж сестры Антон, как мальчишка. Хороший, конечно, но ничего мужского.

Встретившись после севера, Виталий с Вячеславом потянулись друг к другу. Они всегда были дружны, а тут покупка машины. Самое время рвануть за город, тем более жара стоит невыносимая. И в субботнее утро, пока щедрое солнце не поднялось высоко, братья с женами собрались на «Жигуленке» за город. Андрей явственно помнил, как не хотела ехать тетя Даша. Она стояла около машины, прижимая к себе крошечную Машку, и нерешительно улыбалась.

– Нет, мам, не поеду, у меня ребенок маленький, – упиралась Дарья.

– Езжай с братьями, с мужем. Что ты у меня все взаперти, света белого не видишь? – бабушка Раиса Григорьевна была полная уютная женщина с сильными рабочими руками, как большинство бабушек того времени, когда полнота была признаком достатка. Про таких еще говорили: кровь с молоком. – Брат с севера приехал, – продолжала ласково наставлять она, – Езжай, Даренка, а с Машенькой я посижу. Давай ее мне.

Дарья робко потопталась, беспокойно улыбаясь.

– Давай Машеньку, – протянула руки бабушка. – Съезди, отдохни. – Она силком усадила дочку в машину. Дарье не хватило места, и ей пришлось сесть на колени к мужу, как раз посередине немного жестковатого заднего сиденья.

Красные «Жигули», в которых сидели шесть человек, горделиво тронулись в путь. И бабушка, собрав возле себя двух худеньких девочек от Виталия, сильно похожих друг на друга и на свою мать с длинными пшеничными косами, двух мальчиков от Славы, которых она помогала воспитывать с детства, но внешне не похожих друг на друга, и, держа маленькую Машку на руках, отправилась домой.

С первого дня приезда Аллы и Алены Андрею понравились двоюродные сестры. Особенно Алла, к тому же она была почти его ровесница, ему – четырнадцать, ей – тринадцать.

Андрей чиркнул спичкой и прикурил. Оказывается, снова стоял и машинально мял сигареты. У Андрея защемило сердце при воспоминании о родителях. Какие же они были сильные и смелые! Как-то после очередного похода отец сказал ему:

– Андрюха, что бы с нами не случилось, никогда не бросай брата. Ты как старший всегда должен отвечать за него головой.

Только потом Андрей узнал, что отец чуть не сорвался с крутой отвесной скалы, что он едва выкарабкался.

Но в тот знойный летний день ничего не предвещало такого финала! Если бы тогда не поехала тетя Дарья с ними, она осталась бы жива. Лучше бы все не поехали. Что произошло в ту поездку, они узнали из слов милиционера, пришедшего поздней ночью вместо троих бабушкиных детей и родителей ее внуков.

На узенькой дорожке из-за крутого поворота, настолько непредсказуемого, что не видно идущего навстречу транспорта, с огромной скоростью выехал КамАЗ. И как торопилась на свет Дарья, как быстро жила она, так и вылетела первой из машины, и первой погибла, смягчив своим телом ранения мужа Антона. Следом за ней КамАЗ подмял двух крепких Вячеслава с Виталием, а потом и всех остальных. Не выжил и камазист-гонщик. В аварии уцелел лишь Антон. Здоровенных братьев переломало, а тростинка-муж Дашеньки выжил. Под грудой металла и тел других пассажиров его нашли в бессознательном состоянии и доставили в больницу.

– Будь проклята, эта машина! – в сердцах сказала бабушка и горько заплакала.

Андрей сидел, облокотившись на стол, и ковырял в клеенке несуществующую дырку. В тот момент он понял: все, детство безвозвратно ушло. В горле стоял колючий ком, а в глазах стояли еле сдерживаемые слезы. Нет больше сильного твердого отца, любителя природы, которому покорялись скалы! Нет больше справедливой решительной мамы, общественного деятеля и такого же безумного любителя природы! Никто больше из них не расскажет о своих победах и умолчит о трудностях походной жизни. Они в миг все осиротели. В один день бабушка потеряла троих взрослых детей вместе с их женами и мужьями. Лишь Антон, детдомовский парень, остался жить. Он был действительно хороший. Мягкий, но целеустремленный, ее, Даренку, на руках носил, и в Раисе Григорьевне проснулся материнский инстинкт. Рано утром она бросилась к нему вместе с Андреем в больницу. Старшая внучка Алла осталась дома с малюсенькой Машенькой, с сестрой Аленкой и двоюродным братом Игорем.

Перебинтованный с головы до ног, Антон лежал без сознания. Он приходил в себя только два раза. На вторые сутки после аварии, как раз перед похоронами, их не было с ним, врачи сообщили, что он просил не отдавать Машеньку в детдом. И на четвертые сутки почерневшая от горя Раиса Григорьевна сидела около его кровати. Ее всюду сопровождал Андрей, и хотя они уже знали, что шансов у Дашиного мужа выжить никаких нет, семья надеялась. Придя в себя, он горько, не стесняясь своих слез, заплакал.

– Где моя Дашенька? Как же мне плохо! Я даже не смог попрощаться с ней! Раиса Григорьевна, прошу вас, не отдавайте Машу в детдом! – он цеплялся слабыми руками за нее и просил, просил только об одном. – Я сам из детдома, и для своих детей хотел другой жизни. – Антон чуть повернул голову в сторону Андрея: – Андрей, пообещай мне, что не дашь Машу в обиду! Я умру, я знаю, но пообещайте, что Машу оставите при себе!

– Ты должен жить, обязан, слышишь! – заругалась на него Раиса Григорьевна. – Это приказ, понимаешь!

Она скандалила с ним и прятала свои бессильные слезы, наклоняя к полу лицо.

– Обещайте, что Машу не отдадите в детдом! Андрей, пообещай, что поможешь ей!

И Андрей, поддавшись несчастным глазам, дал твердое искреннее обещание.

– Куда я ее отдам? Никому не отдам своих внуков, – сдалась Раиса Григорьевна, – но ты должен жить, – перед уходом наказала она.

Антон умер тихой ночью, в часы, когда даже тяжелобольные и мучимые бессонницей забываются в спасительном сне. Его похоронили чуть дальше от пяти одинаковых ровных могил…

На следующий день ранним утром бабушка поднялась и встала к плите готовить завтрак. Она не устраивала истерик, не валялась в исступлении в постели, ругая свою жизнь. Молчком принялась за домашние хлопоты по воспитанию внуков. Лишь хлеб, который она резала к столу, был насквозь мокрым и соленым от слез, что его невозможно было есть. Что она чувствовала, помня, как силком усадила свою дочь в машину? Андрей этого не знал, потому что бабушка никогда об этом не говорила.

Выждав сорок дней, Раиса Григорьевна собрала сыновей от Вячеслава и пошла к сватье Антонине Захаровне. Вторая бабушка Андрея и Игоря по матери жила в том же городе, но, как говорят, отношения не сложились. За что-то она сразу невзлюбила своего зятя, или был бы только предлог. Андрей помнил, что еще при жизни родителей они редко бывали у нее в гостях, и каждая встреча заканчивалась большой ссорой. Скандал вспыхивал на пустом месте, из ничего, а потом с треском разгорался, разгорался и переходил в тяжелую тягучую ненависть. Именно поэтому он вместе с отцом, мамой и братом жили у бабушки по папе.

Антонина Захаровна открыла дверь своей квартиры, полная сил и здоровья. Увидев их на пороге, она злобно поджала губы. Они поздоровались. Андрей держал за руку семилетнего брата с грустными глазами. Игорек сильно отличался от него, Андрея. Он был пухленький, с круглым лицом, мягкими кистями рук и широко распахнутыми глазами, в которых отражалось абсолютно все: горе, радость, обман, когда Игорь пытался схитрить.

Гости скинули легкую летнюю обувь, им не было предложено домашних тапочек, и прошли вслед за Антониной Захаровной вглубь кухни.

– Что с детьми будем делать? – спросила ее Раиса Григорьевна.

– Хочешь мне их на шею повесить? – глядя с подозрением на сватью, спросила вторая бабушка Андрея и Игоря. – Я дочь из-за твоего сына похоронила! Это он во всем виноват! Ведь говорила, что ничего путного из него не выйдет, так и есть, ничего не вышло, только жизнь моей дочери загубил. Живу теперь на одних лекарствах! – она схватила платок и вытерла несколько редких слезинок, усиленно сжимая глаза. – Не возьму их на себя, у меня столько болезней, поэтому не смогу поднять детей на ноги. Тем более, мальчишки, – Антонина Захаровна отрицательно покачала головой, избегая смотреть на Андрея и обнимающего его Игорька. – Хочешь бери – у тебя здоровья на всех хватит, не возьмешь – осуждать не буду. Есть ведь и нужные учреждения.

– Была бы честь предложена, – скупо проронила Раиса Григорьевна, – собирайтесь, мальчики.

Мальчики встали и двинулись к выходу, а бабушка вплотную подошла к Антонине Захаровне и, сунув той сильный кулак под нос, произнесла:

– Еще раз тронешь своим языком моего сына, не знаю, что с тобой сделаю.

Услышав приглушенные слова бабушки, Андрей инстинктивно обернулся и остановился. Она была не из робкого десятка и, если пообещала, могла претворить обещанное в действие.

– Ты змея, которая никого не любит, шипит и только старается как можно больнее ужалить. Ты никогда не знала свою дочь такой, какой знала ее я. И только меня она называла мамой, – с ненавистью сказала Раиса Григорьевна и, не разворачиваясь, быстро пошла к выходу, увлекая за собой внуков.

Даже Игорек понял, что от них отказались и выкинули на улицу. Разорвав отношения тем днем, больше они никогда не видели свою вторую бабушку.

– Я школу оставлю и пойду в ПТУ. Прорвемся ведь? – спросил Андрей.

– Прорвемся, – бабушка ухватила его за плечи и горячо прижала к себе. – Ты же хотел в строительный институт поступать.

– Потом, все потом. Сейчас малышей поднять, а потом институт. Еще гордиться мной будешь, таким известным строителем буду! А Аллу с Аленой никому не отдадим?

– Не отдадим, у их бабушки с дедушкой большая семья и самая старшая у них была мама Аллы с Аленой. Я уже отправила телеграмму, что беру девочек на себя. А про Машку и говорить нечего, она кругом сиротинка. Будем жить одной большой дружной семьей, – закончила Раиса Григорьевна.

Ответ с севера пришел очень быстро. Там тоже не возражали, что Раиса Григорьевна возьмет на воспитание Аллу и Алену. Так, под одной крышей ее квартиры собрались пять внуков, старшему из которых Андрею было четырнадцать, Алле – тринадцать, Аленке – девять, Игорьку – семь и самой маленькой Машутке – четыре месяца. Как сказала бабушка, так и получилась у них большая дружная семья. Девочки привыкли в чужом городе, полюбили незнакомую бабушку, малознакомых братьев и Машеньку. Причем сближение произошло естественно, без скандалов и долгого притирания. Они стали единым целым. А чего им было делить? Все в одинаковых условиях осиротели.

Поезд, не сбавляя скорости, мчался, возвращая после девяти лет разлуки Андрея в родные места. Он давно уже лежал на своем месте, редкие световые отблески от фонарей иногда освещали вагон и спящих людей, а он все ворочался, мучимый мыслями о прошлом и с нетерпением ожидая приезда домой. Когда же закончится этот долгий путь возвращения? Он так мечтал поскорее оказаться среди своих! Ему не спалось, потому что стоило Андрею закрыть глаза, как он снова вспоминал все до малейшей детали…

…Первой умерла та бабушка, что взяла внуков к себе. Спустя четыре года после гибели родителей. Однажды утром она не смогла встать. Привыкший, что рано утром бабушка готовит завтрак, он не нашел ее на кухне. Раиса Григорьевна лежала на диване в зале. Она давно дала мальчишкам одну комнату, девочкам – другую, а сама с Машей поселилась в гостиной.

– Ба, ты чего? – Андрей подошел к ней.

– Ничего, Андрюшенька, пройдет, – успокоила она, он заметил, что она стала немного хуже говорить, – полежу немного и пройдет.

Не прошло ни к вечеру, ни на следующее утро. Речь у бабушки становилась все хуже и хуже, но они уже знали, что это инсульт. Раиса Григорьевна старательно глотала Аллины кашки, и хотя было видно, что комок не лезет ей в горло, она все же продолжала есть. Давилась, но позволяла впихивать в себя еду, потому что хотела встать на ноги. И, наверное, до последнего верила, что поднимется после болезни. Или все знала? Но, так или иначе, Машка, которая по инерции вечером ложилась спать с бабушкой, и тем вечером сонная направилась к ней. Хотя во время болезни Раисы Григорьевны ее стали укладывать в комнате девочек, она, поев ужин, направилась к дивану. Плохо соображая, маленькая, немного взлохмаченная четырехлетняя Машуля повесила на стульчик платье и полезла к бабушке под бок.

– Бабушка, пусти меня к себе, – просила она, – бабушка!

Андрей с Аллой испуганно переглянулись, словно по ним прошел ток, они вчетвером как раз ужинали, а потом подскочили и побежали в зал. Бабушка лежала спокойная, с закрытыми глазами, сильно похудевшая за четыре года, ее лицо выражало освобождение. Она ушла от них, не проронив прощального слова. Как все в их семье. Тихо, тихо, крадучись, словно воры. На окнах чуть трепыхались занавески, на кухне кипел чайник, Андрей видел, как дрожат слезы на Аленкиных ресницах, а Игорек, закусив мягкую губу, отстраненно стоял у стены. Алла подхватила тыкающуюся к бабушке Машку и дремлющую, ничего не понимающую девочку унесла в комнату.

Так окончательно они осиротели. Хорошо, что Андрей с Аллой успели окончить училище. Он выучился на крановщика, Алла – на штукатура-маляра. И уже оба работали.

– Нас отдадут в детдом? – после похорон спросил Игорь. В его распахнутых глазах стоял страх, он так и не научился прятать свои чувства.

– Нет, никому мы вас с Аллой не отдадим, – Андрей положил на плечо брата руку.

В распахнутых глазах Игоря вспыхнула искренняя подкупающая надежда.

И Андрей взял над ними опекунство. Ему дали, потому что вот-вот Алла станет совершеннолетней.

– Ладно, с этим все понятно, ты возьмешь под свою ответственность брата, девушка – сестру, а Маша вам зачем? – спросили у него в соответствующем учреждении.

– А Машу мы больше всех любим, – улыбнулся Андрей, сидя в кабинете на месте просителя. Они давно уже не разделялись на своих и чужих.

– Андрей, ты подумай хорошенько, пока она маленькая, отдай ее в детдом. Потом женишься, кому будет приятно воспитывать чужого ребенка?

– Машу никому не отдам, я давно пообещал ее отцу, что всегда буду помогать ей, – твердо ответил Андрей. Он отстоял их всех. Нелегко было, но отстоял.

Трудная, полная забот жизнь постепенно вошла в свое русло и потянулась день за днем. В стране с тотальным дефицитом они с Аллой ухитрялись одевать и обувать младших, кормить их и доставать все нужное для школы и жизни. Уже Машутка начала готовиться к первому классу, как новый неожиданный поворот судьбы изменил их налаженную мирную жизнь. Взрослея, Алла расцветала все больше и больше. На лице появился яркий румянец, ее глазки с пушистыми ресничками и пшеничными волосами невольно обжигали, и Андрей стал замечать, как вслед сестре стали оборачиваться парни. Она как будто не замечала и старалась не выделяться из толпы. Ее ровесницы стали носить мини-юбки, а Алла придерживалась простенького платьица длиной чуть ниже колен. Она любила и берегла свою роскошную тяжелую косу до талии и тем самым слыла немного старомодной, потому что даже Алена состригла свою косу. Но Алла каждый день наскоро плела косу и становилась похожа на необычную девушку, что сознательно затерялась в новых веяньях моды. Андрей видел, как не только чужие парни смотрят на нее, но и его друг Валера не сводит взгляда с Аллы. Но любовные дела для сестры были второстепенным делом, на первом месте стояли заботы о братьях и сестрах.

Как-то вечером Алле потребовалось сбегать к одной знакомой домой, они вместе там кроили и шили новый костюмчик для Алены. Она предупредила, что побежит на час, и выскользнула из дома. Ходьбы до знакомой всего ничего: пересечь парк и дорогу, но летний вечер уже стал сгущаться, темнеть, а Аллы все не было. Андрей, с тревогой посматривая на часы, стал нервничать. А потом не выдержал и пошел встречать Аллу. Сестры нигде не было, Аллина знакомая сказала, что та забрала костюмчик и уже давно ушла домой. Он кинулся по окрестностям, по парку, обежал ближайшие дворы, ее нигде не было. Сильный шальной безумный страх завладел сердцем Андрея. Он, не зная зачем, бросился на пустырь за домами и там услышал слабые стоны. Андрей побежал на еле уловимые звуки. И тут увидел оглушенную, ничего не видящую, ползущую на четвереньках Аллу, она бессознательно прикрывала руками, держа в кулаке две неровно разорванные на груди половинки простого платьица ниже колен. Его грязный низ был испачкан кровью, и тут Андрей все понял. Алла пыталась встать и не могла.

– Алла, – голос Андрея подвел, он дрожал, – Алла!

Она вскинула голову и только тогда заметила его и тихо заплакала.

–Алла! – он опустился перед ней. – Кто?! Алла, кто это сделал?! Кт-о-о?!

– Не надо, Андрей, ничего не надо! – полушепотом сказала она.

– Кто?! Я тебя спрашиваю: кто?! – заорал он и с силой встряхнул ее.

– Тарас из пятнадцатого дома, – пытаясь встать, ответила Алла.

Андрей подхватил испачканную в земле, с ободранными коленями сестру и понес на руках домой, а она машинально держала на груди разорванное платье и беззвучно плакала.

– Я не буду жить, – тихо, как дыхание, произнесла Алла.

– Я убью его, – пообещал брат.

– Нет, не надо, – шептали ее бескровные разбитые губы.

Он принес Аллу домой и передал ее на поруки Аленке, хорошо, что Игорь с Машей уже спали.

– Алена, присмотри за Аллой, глаз с нее не спускай, – наказал Андрей.

– А ты куда? – ее руки испуганно скользили по его рубашке, – Андрей, пожалуйста, не уходи!

Он убрал ее руки и резко отодвинул.

– Не оставляй Аллу одну, – напоследок распорядился старший брат, а сам рванул в глухую черную ночь.

Так же как и тогда, руки Андрея неосознанно сжимались. Предутренний холодок тянулся из приоткрытых окон поезда. И Андрей, мягко ступая, стараясь никого не потревожить, снова пошел в тамбур. Густая ночная темень начала постепенно рассеиваться. А вот об этих событиях он никогда не забывал в тюрьме и миллионы раз мысленно возвращался к ним. Спустя девять лет он до сих пор чувствовал злость и тупую давящую боль в области груди. И снова вырисовывалась растерзанная взлохмаченная Алла. Андрей, прислонившись головой к дверям поезда, на которых виднелась полустертая надпись «Не прислоняться», вновь вглядывался в зачинающийся рассвет свободной жизни. Там, в неволе, рассвет совершенно другой, как из другого мира. И то, что случилось девять лет назад, тревожило душу Андрея…

Та ночь девятилетней давности была теплая. Сколько Андрей ждал обидчика около дверей его квартиры, он не знал. В темном подъезде не горели лампы, и человека, стоящего на несколько ступеней выше, было не видно, именно поэтому Тарас не заметил Андрея. Но только щелкнули замки открывающейся двери, как каратель втолкнул обидчика в квартиру, не дав ему опомниться. Тарас захрипел.

– Кто тебе дал право так с ней? – захлопнув дверь, Андрей подхватил противника за грудки.

– Красивая очень и сладкая, – омерзительно улыбаясь, ответил Тарас.

Андрея захлестнула волна гнева, он первым ударом снес недруга на пол. Тот хотел было подняться на ноги, но Андрей не позволил ему. Он крушил и бил насмерть, пинал, не слыша стонов и мольбы о пощаде, не слыша и не чувствуя, как оседает тело обидчика его сестры. А перед глазами Андрея чавкала мокрая от дождя земля около пяти ровных одинаковых могил родителей, потому что впервые за все лето тогда пошел проливной дождь, а на следующий день вновь вернулось нестерпимо жаркое лето. Перед его глазами возникала уставшая бабушка с невысказанной болью при жизни, витал дядя Антон со слабыми цепляющимися руками. Руки Андрея ныли от тяжелой второй работы грузчиком ночами, чтобы заработать младшим на одежду, а еще сильнее давил позор Аллы, он чувствовал его острее, чем кто-либо, как будто это его самого, Андрея… И он продолжал наносить тяжелые сокрушительные удары, не слыша и не чувствуя сдавленных хрипов обидчика Аллы.

Андрей опомнился тогда, когда Тарас лишь тихо стонал в луже собственной крови. Он сам вызвал «скорую» и дождался ее.

– Ты за что его так? – ахнули врачи.

– За дело, – ответил Андрей и тогда впервые в жизни закурил.

– Тебе бежать надо, парень, – сказал доктор.

Но Андрей сам открыл дверь приехавшей по сигналу милиции. Как воспитали его честным до безумства и учили жить по совести, так и не смог он уйти и сбежать. Его связали и доставили в отделение, а дальше все развивалось как в самом страшном сне. Не приходя в сознание, Тарас умер на вторые сутки.

– Так и не скажешь, за что ты убил человека? – спросил следователь, приведенного на допрос Андрея.

– Почему убил?

– Потому что все, умер твой страдалец, не приходя в себя умер, – заорал мужчина в погонах, – мне его мать пороги слезами обливает!

– Как умер? – Андрей отшатнулся. Этого он не ожидал, никак не думал, что так все случится, и только тогда понял, что наделал. Оставил семью без него. Но так и не поведал, за что избил Тараса.

– Молчать будешь? Ну и молчи, – разозлившись, махнул следователь. И никто не стал разбираться в мотивах.

«Как они надоели! – думали про Андрея. – Тут страна разваливается, не до них, а эти убивают друг друга ни за что, ополоумели уроды, озверели. Туда их всех, подальше от общества».

На судебный процесс, который состоялся очень быстро, потому что все было ясно и так, Андрей запретил приходить родным, была лишь Алла с его другом Валерой. Осужденный так и не рассказал, за что убил Тараса, поэтому получил десять лет тюрьмы общего режима. Когда его уводили конвоиры, Андрей попросил Валеру:

– Ты помоги им, пожалуйста, чем сможешь.

– Обязательно помогу.

Машина с маленьким зарешеченным окошком увозила наголо остриженного Андрея от семьи и прежней жизни, а за ним с безумно красивой косой долго бежала, спотыкаясь и падая, Алла.

– Андрей, Андрей! – кричала она. За ней не поспевал бежать Валера, а брат не в силах был отвернуться от унизительной погони сестры. Их разлучали надолго-надолго, на целую немыслимую эпоху. Андрей отвернулся тогда, когда Алла с Валерой стали едва различимы. Друг все-таки догнал упавшую Аллу и повел домой.

На следующий день ее роскошной косы не стало, вместо нее появились сиротливые малопривлекательные короткие волосы в мальчишеской стрижке. С тех пор Алла стрижется по-мальчишески коротко. Спустя несколько месяцев она вышла замуж за Валеру. Без любви, конечно, так сложились обстоятельства. Она чаще других приезжала к нему на свидание, при любой возможности. Приезжали и Игорь, и Алена. Все, кроме Машки, потому что ее берегли. Андрей вышел на свободу через девять лет, отсидев почти от звонка до звонка…

…Разбуженные утренним рассветом, пассажиры поезда заходили туда-сюда, в вагонах началась обычная возня, люди заваривали и пили утренний чай. Андрей стоял в тамбуре и ловил лучи восходящего летнего солнца. Потом вернулся на место и собрался. А за окном мелькали родные пейзажи, и поезд, сбавляя скорость, останавливался на долгожданном вокзале его любимого города. Андрей самый первый двинулся к выходу и вдруг увидел через открытую форточку всех своих. Сердце тревожно зашлось в груди.

– Мои, мои! – и, спрыгнув с подножек вагона, он побежал им навстречу с шальной радостной улыбкой.

Они пробирались друг к другу сквозь тесный поток чужих людей, а добравшись, на секунду остановились, осознавая, что все осталось позади, а потом разом обнялись и рассмеялись. Здесь были все: Алла, Алена, Игорек, Валера и Маша. Они все здорово изменились: Алла сильно повзрослела, по глазам Игоря было сложно прочесть охватывающие его эмоции, Аленка вытянулась, друг Валерий заметно возмужал, а вместо маленькой девочки Машки стояла хорошенькая, модно одетая молодая девушка. Она единственная испуганно отпрянула от него и неловко изучала лицо давно забытого человека. В своих холеных ручках Машка держала букет цветов.

– Здравствуй, Маш, – Андрей улыбнулся ей. Он, конечно, видел ее на фотографиях, и она его, но действительность для них оказалась совсем другой. – Какая ты стала!

– Здрасте, – Машка растерянно протянула ему цветы.

– Привет, – старший брат обнял ее и подумал, как же много он пропустил!

Обнимая всех по очереди и обмениваясь приветственными фразами, Андрей был счастлив, и ему казалось, что все беды и несчастья остались позади. Но он еще не знал, что уезжая девять лет назад из одной страны, он вернулся совершенно в другую, где одни человеческие ценности подменились другими. Жизнь круто изменилось не только внешне…

И с этим ему еще придется столкнуться. А пока они были одним счастливым целым…